Три `Д` для миллиардера. Свадебный салон - Тала Тоцка

и Арсен Павлович становится не небожителем, а обычным отцом. Только на миг, но я все равно залипаю. Наблюдаю за Ямпольскими, а перед глазами стоит Артур в те минуты, когда смотрит на наших детей. С такой же смесью восторга, гордости и нежности. И для Дианки в его взгляде всегда этой нежности чуть больше…

Ямпольский усаживается за наш столик, ему приносят кофе.

— Прошу прощения, что задержал вас, Анастасия, но я слышал, что ваши дети стали предметом судебных разбирательств с их отцом. Это правда?

Слабо блею, что правда, подавив желание вскочить и крикнуть: «Так точно, сэр!»

— Я не сталкивался с молодым Тагаевым, но его отца знал хорошо. Очень достойный был человек. Надеюсь, его сын не позволяет себе в отношении вас ничего лишнего?

«Эмм… Как сказать… Он все время пялится на мои ноги и постоянно намекает на секс. Это же не считается, да?»

Несмотря на то, что это только мысли, мои щеки розовеют, и это не укрывается от Ямпольского. А он всего лишь имел в виду, не собирается ли Тагаев отнять у меня детей. Cпешу развеять возникшие сомнения.

— Что вы, Арсен Павлович! У нас подписано предварительное соглашение, и Артур настроен довольно миролюбиво. Думаю, мы договоримся.

— Прекрасно, — холодная сталь блестит в глазах сидящего напротив мужчины. Ямпольский берет чашку и делает глоток. — Думаю, вам не надо напоминать, что у меня лучшие юристы, и если возникнет хоть малейшая необходимость…

— Я сразу позвоню! — торопливо договариваю вместо него.

Ямпольский удовлетворенно кивает, а я гадаю, неужели он устроил небольшую эвакуацию целого этажа пятиэтажного торгового центра только для того, чтобы спросить, ни обижает ли меня отец моих детей?

Интуиция меня не обманывает. Арсен Павлович кладет руку поверх руки Эвангелины и говорит непривычно мягким тоном.

— Деточка, я хотел бы задать Анастасии насколько личных вопросов, ты не возражаешь?

Эва с готовностью пересаживается за соседний столик со своим кофе. Бармен пулей несется перенести за ней мороженое. По-моему, ей тоже смешно, мы понимающе переглядываемся. При этом она не забывает поблагодарить парня.

— Я хотел спросить. Если решите не отвечать, ваше право. Скажите, — Ямпольский подается вперед, я от неожиданности вздрагиваю. И беззвучно ахаю, глядя на огонь, горящий в глубине стальных глаз. Мне кажется, я даже слышу, как щелкает взведенный курок. — Скажите правду. Почему вы прятали от Тагаева детей? Почему не сказали, не пришли, не потребовали, в конце концов. Поверьте, я спрашиваю не из праздного любопытства, мне действительно важно знать. Что руководит такой молоденькой девушкой, когда она остается одна с ребенком и не считает нужным рассказать о нем его отцу? Жажда мести? Обида? Что?

Он комкает салфетку, я смотрю на напряженные мужские руки, на пылающий в глазах огонь и понимаю. Это не простой интерес, Ямпольскому важна правда, и я не имею права на ложь.

Облизываю пересохшие губы и отвечаю:

— Нет, не месть и не обида.

— Тогда что?

— Сделка. Я выполняла свою часть сделки. Я хотела рассказать Артуру о детях, пришла в его дом. Но вместо него ко мне вышла его мать, и я сказала о детях ей. Я была уверена, что Артур все слышал и был согласен с матерью. Она потребовала, чтобы я сделала аборт, перевела на мой счет деньги. Я пообещала взамен никогда больше не приближаться к Артуру.

— Тебе так были нужны деньги? — Ямпольский слушает с закрытыми глазами и даже не замечает, как переходит на «ты». А я от возмущения начинаю заикаться.

— Вы что! Конечно, беременной студентке деньги не помешали бы, я и пришла к Тагаеву не с претензиями, а за помощью. Но здесь речь шла о том, что, если бы я стала упираться, она бы сделала это насильно. Понимаете? Моя тетя договорилась со знакомым врачом, мне выдали поддельную справку, что я сделала аборт, и я свободно вздохнула только когда Тагаевы уехали из страны. Я не обманывала Артура. Я спасала своих детей.

Ямпольский согласно кивает, открывает глаза, и у меня складывается полная ассоциация с выстрелом снайперской винтовки.

— Я правильно понял, что эта недобабка угрожала убить собственных внуков?

— Да, — выдыхаю. Воспоминания причиняют острую боль. Как будто я только вышла от Авроры и села в такси. — Вы все поняли правильно.

— И чем она это аргументировала?

— Она сказала, — делаю глубокий вдох, — она сказала, что Тагаевым не нужны дворняжки.

У Ямпольского глаза становятся узкими и колючими. Он выдает короткое ругательство, трет пальцами переносицу и вперяется в меня тяжелым взглядом.

— Чушь. Запомни, девочка, главное для мужчины — это когда свое. Когда родная кровь. Даже если ее всего капля. Одна моя знакомая, умница и отличный хирург, утверждает, что генетически люди отличаются друг от друга всего лишь на одну сотую процента. Так что о дворняжках может говорить только необразованная и невежественная особа.

Ямпольский подзывает дочь и поднимается из-за стола.

— Пап, ты уже? — спрашивает Эва.

— Да, Эвочка, мне пора… — он хочет еще что-то сказать, но раздается сигнал вызова. Арсен Павлович достает из кармана телефон, и я вижу за полой пиджака кобуру. Ямпольский себе не изменяет. Оружейный король никогда не расстается с оружием несмотря на десяток охранников. — Да, привет. Пока занят. Ну говори уже! Хорошо, посмотрю. А вертолет куда? Ладно, перезвоню.

Он ухмыляется и говорит в ответ на вопросительный взгляд дочери.

— Аверин. Самолет покупает, хочет посоветоваться. Вот же неймется ему!

— Константин Маркович покупает самолет? — переспрашивает Эва. — Он же вертолет хотел новый.

— Говорит, жена на вертолете летать боится.

Снова раздается телефонный звонок. Ямпольский обеспокоенно смотрит на экран, прикладывает телефон к уху, и его лицо мгновенно меняется.

— Все хорошо. Ты сейчас спокойно садишься с Лешей в машину, и он везет тебя в роддом. Я выезжаю навстречу. Какие дела, Агатка? Все уже, на сегодня все мои дела закончились.

Эва прижимает ладони к щекам.

— Пап, уже?

Ямпольский сдержанно кивает, но я вижу, как нелегко ему дается эта сдержанность. Он проводит рукой по лицу, будто стирает что-то. Смотрит на Эву, потом на меня:

— Все, девочки, поехал я. Из троих моих детей хотя бы одного хочу сам родить.

— Я с тобой! — Эва подхватывается.

Ямпольские прощаются и быстро покидают этаж в сопровождении роя охранников, а я остаюсь сидеть, ошеломленная чувством нечаянной причастности к чужому семейному счастью. Как будто в замочную скважину подглядела.

Такое случается каждый раз, когда я вижу, как становится семьей очередная влюбленная пара. И каждый раз убеждаюсь, что мне никакое семейное счастье не светит. Но на свидание с Димкой я пойду. Обязательно.

Хотя бы